и Холму, мои остатки когда-то славных дивизий доблестно умирают, истекают кровью под давлением многочисленного далеко превосходящего своим числом врага, умирают, невзирая на неравную борьбу… но сила остается силою, она постепенно теснит… Постепенно они сжимают клещами, для борьбы с которыми нет средств» [10].
Как отмечал А.М. Зайончковский: «В задачу Алексеева не входила идея наступления, а только идея вывода армий из ненормального положения, поэтому и контрманевр его не имел пока активного характера, а сводился к предугадыванию любого маневра немцев – двойного охвата и противодействия ему путем группировки кулаков против немецких охватных ударов… Что Алексеев предугадал своими маневрами намерение противника, лучше всего доказывается тем, что за истекший период Макензен фактически топтался на месте… Это дало Алексееву возможность выиграть несколько столь необходимых ему дней перед началом совместного удара Гинденбурга на Прасныш и Макензена на Люблин – Холм».
Пока армии на флангах «польского мешка» сдерживали противника, войска в центральной Польше, оставив 21 июля Варшаву, медленно отходили на линию ж/д Соколов – Седлец – Луков. К концу июля армии Северо-Западного фронта отошли на фронт Осовец – Дрогичин – Влодава – Турийск, чем была решена участь крепости Новогеоргиевск. После падения крепости в руки противника попали свыше 1,2 тыс. орудий.
Вместе с тем удары противника оказались не в состоянии быстро преодолеть сопротивление русских войск – они избегли окружения и благополучно ускользнули от предполагавшегося разгрома. Более того, русским войскам приходилось отходить не только в крайне неблагоприятных оперативно-тактических и организационных условиях, но и соизмерять свой отход с темпами польской эвакуации.
Вследствие ожесточенных боев некомплект в армиях Северо-Западного фронта, почти не получавших пополнений, с 210 тыс. возрос до 650 тыс. человек. Несмотря на тяжелые условия борьбы с противником, обладавшим превосходством сил и практически неограниченным лимитом боеприпасов при большом числе орудий, русские армии отошли и не позволили противнику ни отрезать, ни окружить ни единой воинской части. М. Гофман писал: «Генерал Макензен вел… наступление с юга, верховное командование делало попытку отрезать местами отходящие части русских войск, но это не удавалось…»
Но стратегический успех был куплен дорогой ценой. Постоянный отход как результат тактических неудач и проявляемое войсками крайнее упорство при обороне промежуточных позиций окупились потерей войсками Северо-Западного фронта свыше 400 тыс. человек – основные кадры фронтовых частей были обескровлены.
В начале августа противник особенно напирал в направлении на Белосток – Брест – Ковель. В этот период с особой яркостью высветилась трагедия беженства.
9 августа была сдана героическая Осовецкая крепость, 13 августа – г. Брест. Противник вышел к Беловежской Пуще.
26 августа новое руководство Ставки (Верховный главнокомандующий Николай II, начальник Штаба – М.В. Алексеев) отдает директиву о прекращении Великого отступления, оно начинает бороться с энерцией продолжительного отхода. В данном документе были следующие строки: «Общая энергия наступательных действий противника на всем протяжении [Русского фронта] значительно ослабла… Хотя отход наших войск в известной мере предусматривается общею обстановкой, но слишком спешное оставление позиций при малейшем давлении противника, не отвечает ни соображениям нравственного порядка, ни необходимости выгадывать время и пространство для эвакуации запасов и передвижения беженцев».
В ходе оборонительно-наступательных операций в августе – октябре 1915 г. (Виленская, Луцкая, Чарторыйская, наступление на Серете) фронт был стабилизирован по линии (с юга на север) Черновицы – Дубно – Пинск – Барановичи – Крево – оз. Нарочь – Двинск – Якобштадт.
Великое отступление русских войск на австро-германском ТВД в июне – августе 1915 г. квалифицировать только как отступление можно с большой натяжкой. Планомерный отход в ходе Великого отступления осуществлялся поэтапно, в рамках реализации оперативно-стратегического планирования – его можно квалифицировать как стратегический откат, маневр, характерный для противоборства массовых армий. Русские войска вели активную оборону, наносили эффективные контрудары. Откат русской армии осуществлялся по плану и был сопряжен с решением важнейших стратегических задач, главная из которых – эвакуация «польского балкона». Видел это и противник. М. Гофман отмечал: «По-видимому, русские действительно повторяют 1812 год и отступают по всему фронту. Они сжигают сотни поселений и увозят население».
Но Великое отступление имело для России крайне неблагоприятные как военные, так и экономические последствия. С конца апреля и до 5 сентября 1915 г. (падение г. Вильно) максимальная величина отката русской армии составила до 500 км. Была устранена угроза воздействия русских войск на Венгрию и Восточную Пруссию. Под воздействием территориальных успехов австро-германских войск на стороне Германского блока выступила Болгария, что привело к катастрофе Сербского фронта и, как следствие, еще большей экономической изоляции России. Ю.Н. Данилов писал: «Мы вынуждены были не только вернуть неприятелю завоеванное у него обширное пространство земли, но готовиться к отходу на нашу собственную территорию… Авторитету нашему, особенно на Балканах, был нанесен чувствительный удар. Силы, нам враждебные, подняли головы; все нам сочувствовавшее – приникло и смолкло…»
Огромной утратой, как мы отметили выше, явилась потеря важных регионов, сети стратегических железных дорог и важных ресурсов. Были израсходованы русские резервы.
Пик потерь русской армии в период Первой мировой войны, в т. ч. пленными, приходится как раз на летние месяцы 1915 г.
Офицер-новоржевец вспоминал: «Отступление Русской Армии в июле и августе 1915 года можно назвать ее Голгофой; отсутствие снарядов для артиллерии, пулеметов и даже иногда патронов заставляло отбивать и задерживать противника винтовкой и своими телами. Это стоило нам почти полного уничтожения кадрового состава русской армии. Дух оставшихся в живых заколебался и требовались исключительные усилия со стороны командного состава полка, дабы сохранить и вновь поднять на должную высоту падающую дисциплину и боеспособность, внушить веру в себя и победу над врагом… После дневных боев приходили жуткие ночи. Люди нервничали в это время особенно сильно… В критические минуты ночью офицеры выходили на бруствер окопов и спокойно проходили фронт своей части под обстрелом противника, и это успокаивало солдат. Обычно за два-три часа до рассвета полк снимался с позиции, так как фланги окружались и справа и слева начинающими вспыхивать пожарами, – это сжигали сено или дома уходившие от немцев жители и отходившие войска».
Зачастую летом не получая пополнений в принципе, русские части и соединения превращались лишь в тени своей прежней боевой мощи, теряя и бесценные кадры.
Объясняя повышенные кровавые потери русской армии именно в данный период, русский офицер-фронтовик писал: «С какими же новыми боевыми данными нам пришлось встретиться летом 1915 года? Прежде всего необходимо указать на огромную силу артиллерийского огня противника; на участие его тяжелой артиллерии в полевом бою… Наряду с этим, действия нашей артиллерии были ограничены недостатком снарядов… Таким образом, к силе неприятельской артиллерии присоединялась и относительная безнаказанность
